Говорят, что Фрейд любил Россию, полагая русский народ наиболее близким к предмету его учения – бессознательному. В канун праздника Дня России корреспондент «Нашей Версии на Неве» встретился с ректором Восточно-Европейского Института Психоанализа Михаилом Решетниковым и попросил его прокомментировать бессознательные процессы, происходящие в современном российском обществе.
–Михаил Михайлович, новой истории России уже почти четверть века. Сформировались ли мы за минувшие годы как нация? И появилась ли в нашей стране национальная элита?
– Как показала жизнь, ни граница, ни общая история, ни язык не делают людей народом. Собственно, это и продемонстрировал распад СССР. Возникло малейшее ослабление государственной власти, и всё рассыпалось на части. Я бы сказал, на враждующие части. Народ формируется только в одном случае: когда у него есть общее будущее, объединяющая цель, пусть даже иллюзорная. Никакой общей цели, начиная с 1991 года, у нас продекларировано не было. Мы так и не знаем – какое общество строим, к чему идём?
Элита, разумеется, сформировалась – политическая и экономическая. Но её нельзя назвать национальной. Она не выполняет свою главную задачу, а суть этой задачи – демонстрация нравственных образцов поведения, а вовсе не подъём благосостояния. А безнравственная демонстрация роскоши экономической элиты на фоне едва сводящего «концы с концами» населения малых городов и сёл – это вообще образец иного рода. Мало кто знает, что внезапно свалившееся на голову богатство приводит к таким же психологическим последствиям, как и внезапное разорение. Отсюда появляются золотые унитазы или батоны, сапоги с бриллиантами и прочая «атрибутика». Всё это появилось после приватизации.
Тему приватизации мы обсуждали ещё с идеологом реформ, Егором Гайдаром. Я тогда предложил: Егор Тимурович, пообещайте и дайте каждому из ваших министров по миллиарду долларов, если они честно проведут приватизацию.
А если нет – не получат ничего. Ведь не может человек, чисто психологически не может, раздать собственности на триллионы, а потом показать чистые руки и пустые карманы… Егор Тимурович обиделся, сказал: «Вы нас оскорбляете, мы приличные люди». Гайдар был действительно приличным человеком, и его обвинить ни в чём нельзя. Кроме одного – непонимания психологии человека. В итоге, группа людей, экономически более грамотная и оказавшаяся по случаю в нужное время в нужном месте, скупила достояние государства. По сути – за несколько вагонов водки.
Но население оказалось обворовано не только финансово. В этот период высшего духовного подъёма российского народа по его морали нанесли страшный удар. Отсюда после радужных надежд начался самый мощный духовный спад, который усугубился чувством национального унижения и ростом агрессивности. Недавно я смотрел результаты опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения. Вопрос был такой: хотели бы вы перестрелять всех, из-за кого ситуация в стране такая, какая она есть? В 2008 году утвердительно ответило 16% опрошенных. В 2012 году – 34%. Естественно, эта агрессия относится именно к тем, кого у нас ошибочно именуют «национальной элитой».
– Какой основной невроз преобладает в современном российском обществе?
– Я бы назвал это невроз обманутых надежд. Очень похоже на состояние девушки, которую «поматросили и бросили».
В своё время российский философ Кротов охарактеризовал отношения власти с народом как перманентную дефлорацию, без любви и взаимности. Сказано точно. Началось с Петра Первого. Сначала было приказано: «Снимай кафтан, влезай в европейское платье и сбрей бороду, а не то отрубим вместе с головой». Потом поступил другой приказ – никаких шляп и пенсне, и полюбить Советскую власть. А после сообщили – с завтрашнего дня у нас демократия. Мы вам даём свободу. Но любые демократические свободы без экономически независимых от государства и ответственных граждан – это нонсенс. Свобода «доставшаяся по случаю» – это, как и таким же образом полученное богатство, самая короткая дорога к некоторому помешательству.
– Политический «гиперморализм», «возвращение» к «России, которую мы потеряли» – формирует ли это национальный характер или же создаёт общество симулякров?
– Где нет морали и патриотизма, появляются симулякры морали и патриотизма. Там, где нет нравственности, появляются нравоучители. Все эти «дворянские собрания», балы, корпоративы банкиров и верхушки естественных монополий носят водевильный характер.
Нельзя создать будущее, опираясь на прошлое. Нельзя идти вперёд, глядя назад. Впереди должна быть привлекательная цель, чтобы глядя на неё, к ней стремились миллионы. Цель – одинаково привлекательная и для состоятельных слоёв общества, и для самых бедных. На Запад нам равняться не стоит. Там живут индивидуалисты, там действует качественно иная протестантская этика, а мы – коллективисты и православные. Если наш разбогатевший человек видит своих нищих однокурсников, он, разумеется, немножко злорадствует. Но, в общем, ему неловко. Разумеется, нужно стремиться туда, где всем будет «ловко».
Но здесь есть нюанс. В России все проекты, в том числе – социальные проекты, должны быть эмоционально окрашены и величественны. Обеспеченная старость и свой домик с палисадником – это американская мечта. Российская мечта – правда и воля (я бы добавил, что воля – в обоих значениях, и как свобода, и как волевой порыв). Именно так реализовались всенародные исторические проекты: покорить Енисей или космос, поднять целину, построить Магнитку или БАМ…
– Вы часто говорили о травмах поколений. Какая травма поколения, выросшего в эти первые годы «новой России»?
– По моим представлениям, она заключается в том, что людям долго внушали: всё то, что происходило до 1991 года – мерзость, гадость. Им убедительно «объясняли», что родители – «идиоты», которые трудились не покладая рук, сражались и погибали во имя каких дурацких идей. Эта пропаганда привела к страшному разрыву поколений и к оплёвыванию собственной истории. Поэтому я всецело поддерживаю стремление Владимира Путина восстановить уважение к дореволюционной истории и к истории советского народа.
– Россиянин в эпоху Бориса Ельцина и Владимира Путина – это два разных россиянина?
– Одна из особенностей менталитета русского человека – ориентация на первое лицо. При этом государство чаще всего выступает как разрешительно-запретительная инстанция. Да и полиция у нас охраняет не столько граждан, сколько государство. Даже борьба с коррупцией началась только тогда, когда она приобрела такие масштабы, что стала угрожать государству…
На подсознательном уровне государство воспринимается как некая семейная структура, поэтому и отношение к национальным лидерам, безусловно, разное. Когда мы проводим учебные игры по политическому консультированию, обычно просим участников охарактеризовать того или иного лидера с точки зрения его расстановки в семейной иерархии. Ельцина чаще всего называли «отец» или «царь». Его на самом деле иногда так звали («за спиной»), и знаю, что ему это нравилось. Кстати, несмотря на имидж, Борис Ельцин никогда не ругался матом и ни с кем не переходил на «ты». Он был очень корректен в этом отношении.
А вот Юрий Лужков однозначно ассоциировался с понятием «батя», который и выпороть может, и выпить с тобой, и крепкое слово сказать. Явлинский – племянник, но откуда-то из Прибалтики. Хакамада – невестка, «залётная». Путин пришёл как брат.
– «Большой брат»?
– Нет, обычный брат. Амбициозный, сильный, свой мужик. Его рейтинг был всегда высок, его имидж – «один из нас». Кроме того, в 1990-е годы людей возраста Ельцина было около 20%. Путин же был ровесником самой большой возрастной категории населения.
С ним было связано много надежд, и многие из них ещё ждут своей реализации.
Разумеется, никто не ждал отмены приватизации. Это было бы началом гражданской войны. Ожидания были связаны с реальной поддержкой малого и среднего бизнеса, индустриального возрождения городов-заводов, развитием фермерских хозяйств, права на землю, бескомпромиссной войны с коррупцией.
Сегодня, перед лицом внешней опасности, которую спровоцировали события в Украине, внутренние проблемы отошли на второй план. И рейтинг Владимира Путина, вновь, на мой взгляд, оправданно высок. Есть реальное сплочение нации вокруг популярного Президента. И этот психологический фактор должен быть использован в полной мере.
– На ваш взгляд, какую психологическую роль играет Конституция в нашем обществе?
– Конституция – это, естественно, важнейший документ прямого действия для любой страны. Но ментальность народа имеет свою особую природу и динамику, а народ, какими бы ни были законы, всегда живёт в рамках своей ментальности. Чтобы попроще ответить на ваш вопрос, приведу такой пример. Конституции практически всех латиноамериканских стран почти дословно списаны с конституции США. Но это никак не сказалось на феномене Латинской Америки.
