«Никуда никогда не надо ходить жаловаться на что-то если не так происходит что-то: на всех постах во всех судах и министерствах черти сидят они деньги собирают а другими бумагами всеми ж..у вытирают», – цитату из своего проекта «Русские черти» питерский художник Григорий Ющенко выложил в ЖЖ в ответ на интернет-обращение против «Антипиратского закона». Правда, саму петицию всё-таки тоже подписал: она набрала более ста тысяч «лайков» и, надо полагать, сгинула в каком-нибудь министерстве.
В своё время Ющенко с идейными союзниками основал арт-группировку «Протез». Во второй половине 2000-х ребята стали известны своими стёбными акциями типа «Продам свой голос», «Ликвидация таможенного конфиската», «Мы пришли пожрать». Позже Григорий начал шокировать добропорядочных бюргеров уже в одиночку. Свой жутко саркастический стиль работы автор называет «экзистенциальный трэш». Хотя некоторые арт-критики всерьёз уверены, что перед ними чернуха, провокация или какая-нибудь пропаганда ненорматива. Кстати, так думают и очень серьёзные люди.
Выставка Григория Ющенко «Реклама наркотиков» была закрыта стараниями некоторых СМИ. А певица Елена Ваенга, узрев себя в переделанном плакате – «рекламе» амфетамина, снабжённого подписью «Елена узнала, что такое скорость», сорвала картину и уничтожила её под прицелами телекамер.
Не исключено, что скоро в борьбу с экзистенциальным трэшем включится и один из авторов нового депутатского бестселлера Елена Мизулина. Вероятно, как только следствие найдёт врагов государства, клевещущих на отсталость сексуальных принципов Елены Борисовны, её инициатива о запрете мата в интернете пройдёт на парламентские слушания. Тогда и без того тяжёлые будни трэш-экзистенционализма в России могут стать диссидентскими...
– Григорий, у вас нет желания запечатлеть в своих работах коллективную Елену Мизулину, пока в России не запретили пропаганду всего того, что не понимают депутаты Госдумы?
– Если честно, какие-то высмеивающие подобных персонажей работы пока не планируются, мне сейчас куда интереснее отразить проблему того, как нормальному человеку выжить в такой обстановке.
– И как ему выжить, кстати?
– Важно не потерять себя – сохранить способность мыслить самостоятельно, не верить тем, кто прикрывается декларациями о добрых намерениях, не сдаваться, в конце концов.
– А как в таких условиях выживает питерский художественный андеграунд?
– Стало сложнее выставлять работы. Например, выставка моего нового проекта «Приговор для Продротова» пройдёт в ноябре в Москве, а вот в Питере абсолютно непонятно, где её выставлять, не осталось адекватных площадок.
– А «Ткачи», «Этажи»?
– Там формат немного другой – они ориентированы скорее на большие групповые проекты, помещения под это заточены. Да и вряд ли будут иметь дело с моими работами, полными, как сейчас принято выражаться, «шок-контента».
– Но согласитесь, что ваши работы неподготовленный зритель действительно может воспринять как хулиганство, вроде акции «Pussy Riot»…
– А я вот акцию «Pussy Riot» не считаю хулиганством, но и с трудом считаю художественной. Это скорее гражданская акция, она прочитывается как лозунг, совершенно однозначно. А искусство может быть прочитано разными зрителями абсолютно по-разному, там нет жесткой трактовки.
– Если не секрет, кто стал прототипом Продротова, и за что ему выносят приговор?
– У него, конечно же, нет реального прототипа. Это человек-идея, как герои Достоевского, «10 персонажей» Ильи Кабакова или Мистер Дерьмо из фильма Леоса Каракса. История про то, как Продротов последовательно разочаровывается во всех жизненных ценностях, и каждое разочарование сопровождает карикатурным таким совершенно убийством. А чем всё кончится – не буду говорить, пусть для зрителей будет сюрприз.
– Наша культурная столица слишком быстро становится ханжеской, единственное место, где можно увидеть что-то неформатное и современное – это «резервации» типа «Ткачей». Пиотровский попробовал шагнуть нога в ногу, но вспомните, какую истерику вызвала выставка братьев Чепмен...
– Это отражение общего упадка страны. Причин и симптомов много. Страх, из-за которого институции предпочитают не связываться с проблемным искусством. Общее обнищание и социальное расслоение, из-за которого современное искусство становится беззубой игрушкой детей богатых родителей, а не способом критического взгляда. Отсутствие государственной поддержки. Много факторов, и всё это свойственно не только нашему городу. Но скандалы провоцируют вовсе не обычные граждане. Гражданам в своём большинстве абсолютно пофигу. За этими истериками стоят очень сомнительные псевдопатриотические организации, крайне агрессивно настроенные. Я вполне серьёзно считаю таких врагами своей родины. Уверен, что если копнуть глубже насчёт остальной их деятельности, источников финансирования, то вскроется много интересного. Думаю, что это полукриминальные структуры. То, что всё это производится с молчаливого согласия властей (а иногда и не очень молчаливого, взять некоторых наших депутатов), показывает лишь, как глубоко они проникли.
– Как вы их... это же радетели за «исконно русское», сами же учились на кафедре истории русского искусства на истфаке СПбГУ, должны понимать...
– Радетелям за «исконное» я бы посоветовал вылезти из чуждых менталитету и традициям страны иномарок, выкинуть чуждые менталитету и традициям страны гаджеты, выбросить вилки и ложки и хлебать лаптем щи. Для большего соответствия ещё можно раздеться и залезть на дерево – раз уж возвращаться к истокам – то по полной.
– В своё время основной целью деятельности арт-группировки «Протез» было создание «Нового Позитивного Образа России». А в вашем сегодняшнем личном творчестве этот девиз присутствует?
– Это стебалово такое было невесёлое. А вообще, я недавно пересмотрел наш проект 2008 года «Ох…нно русский». То, что в нём тогда подавалось как гротеск, сегодня почти что стало реальностью, например, наша гротескная тема про разгон гей-парада или про православных милиционеров. Кстати, у нас была нереализованная задумка работы, освещающей мракобесную теорию про то, как ненормативная лексика влияет на рождаемость. В думских заседаниях про запрет мата она тоже сейчас звучит, это уже почти что официальная идеология. Что до моего сольного творчества – я всё пытаюсь в нём уйти от остросоциальной тематики, но ничего не получается, абсурд повседневности изо всех щелей лезет.
– Вот запретим мат в интернете, и всё встанет на свои места…
– Ну мне кажется, что защитить общество от ненормативной лексики – сама по себе абсурдная идея. По моим наблюдениям, никто не пишет деловые письма и не делает доклады матом или интернетовским сленгом. И не из-за каких-то моральных ограничений, а потому, что это нецелесообразно. Что до живого разговорного языка, то он существует и развивается сам по себе, а не по воле депутатов. Язык отражает реальности жизни, и то, что вчера было недопустимым ругательством, сейчас является самым адекватным описанием некоей ситуации. Бороться с этим – это признак дурачины.
– А мат в искусстве, допустим, например в таком, как ваше?
– Искусство тем и отличается от реальности, что в нём можно показать всё. Но вовсе не значит, что надо повторять это в жизни.
–Кстати, вы уже примиряете на себя звание диссидента? Ведь многие знают ваши работы именно из интернета.
– Звание диссидента я на себя не примеряю, все эти понятия типа «диссидент», «андеграунд», «нонконформизм» себя давно дискредитировали и могут использоваться только в издевательском ключе.
– Чем же они дискредитировали себя? Ведь тот же Егор Летов вышел из андеграунда, ребята, исполняющие музыку в «Рускомплекте» – это всё андеграунд, нонконформизм новой волны. Или вы так не считаете?
– Во-первых, я в первую очередь говорил о затасканности и избитости самих терминов. Во-вторых, сами понятия «диссидентство», «нонконформизм», «андеграунд», как и «оппозиция», предполагают некое противостояние какой-то системе, противопоставление себя ей. А я себя никакой системе не противопоставляю, просто нахожусь вне её, вне её ценностей. Поэтому мне скорее ближе понятие «аутсайдерство». Причем аутсайдерство –
это даже не намеренное нахождение вне системы, а органическое, заложенное в самих твоих свойствах как личности, существа. Очень легко быть записным «оппозиционером» или «нонконформистом», для этого достаточно заявить о своём несогласии, противодействии какой-то системе. А аутсайдерство – это именно что свойство. И Егора Летова, и ребят из «Рускомплекта» я безусловно считаю аутсайдерами.
– Многих удивило ваше присутствие с Натальей Романовой (супруга Г.Ю. – РЕД.) на Селигере в позапрошлом году. Расскажите, что вы там делали? Это тоже был стёб?
– Позвали поучаствовать в выставке, это вообще была вроде как студенческая выставка. В то время, пока другие именитые художники вешали лапшу на уши молодёжи на лекциях за нехилую оплату (мне, если кому интересно, не заплатили за участие ни копейки), я делал очень двусмысленную работу «Солитёр на Селигере» и грубо нарушал распорядок лагеря, распивая купленный в соседнем монастыре кагор. Очень же было интересно съездить на мероприятие, про которое много всякого ужасного рассказывают, посмотреть своими глазами. Там оказалось абсолютно так же, как и везде. На любой групповой художественной выставке я себя чувствую совершенно так же – посторонним элементом. И в любой такой ситуации можно сделать совершенно не вписывающуюся в общий контекст работу. Если честно, поездка туда и сама эта работа про Солитёр Мозга (молодежь из лагеря очень быстро переправила надпись на «Селигер Мозга») была стебаловом не только и не столько над провластными структурами, сколько и над «левыми», «оппозиционными» художниками, у которых такая же мякина в голове, которые мыслят исключительно штампами.
– Если пользоваться языком художника, то в каком жанре вы бы определили происходящее сегодня в стране? Может быть китч?
– Это скорее телешоу, такое с криками, истериками и подковерными интригами. На поверхности одна картинка, а на деле – циничный расчёт.
Фото:
Лейтенант милиции Игорь Чабанный грызёт ножку стула
Проект "Волшебная психоделическая милиция"
