Версия // Общество // Согласно идеям радикальных градозащитников, Петербург следует превратить в гигантское подобие мавзолея Ленина

Согласно идеям радикальных градозащитников, Петербург следует превратить в гигантское подобие мавзолея Ленина

2284

Мёртвый город Алексея Козева

В разделе

Снова оживилась вялотекущая война между движением «Живой город» и администрацией Санкт-Петербурга. На состоявшейся недавно пресс-конференции Валентина Матвиенко заявила: «Это ложь и клевета, когда говорят, что власть сносит целые кварталы в центре». В ответ «Живой город» вывесил свой список из 109 зданий, якобы снесенных за последнее время.

Можно заняться долгим разбором списка, указывая пальцем, где градозащитники врут, но проблема в том, что врут они везде. Потому что кварталами сносились только здания на улицах Шкапина и Розенштейна, срочно переведённые активистами «Живого города» во главе с узником российской психиатрии Алексеем Козевым (он же Ярэма, он же Поручик Голицын) из фабричных казарм в стиль «северный модерн». (Когда начнут сноситься «хрущобы», мы, наверное, станем свидетелями беззаветной борьбы той же компании за «северный неомодерн»). Разбираться же во всём списке – какие здания стоят на своем месте невредимыми, какие были снесены по причине полностью аварийного состояния, какие потом воссозданы... Честно говоря, надоело! Давайте лучше вспомним старый афоризм товарища Сталина: «Критикуя – предлагай!»

Прорва

Что же предлагает нам «Живой город»? Ничего, говорите? Это только кажется, что ничего, а козевские активисты лишь реализуют свои тайные и явные комплексы. На самом деле их идеи являются великолепной иллюстрацией к старой поговорке: «Всё есть яд и всё есть лекарство, тем и другим делает лишь доза».

Основная идея Козева и компании проста, как мычание. В историческом центре Петербурга нельзя сносить ничего из того, что было построено до революции (о существовании послереволюционных памятников они, как и полагается настоящим патриотам, не ведают). Должны сохраняться абсолютно все здания, независимо от их художественной ценности и степени аварийности… Чудное, благое пожелание! А теперь поговорим о его реализации.

У всего живого и неживого в нашем несовершенном мире есть свойство стареть. Даже горы с годами становятся песком. Естественно, и здания не избегают общей судьбы. Стены трескаются, перекрытия гниют, штукатурка осыпается. Чем в худшем состоянии находится здание, тем больше усилий и средств требуется на его реставрацию. А ведь реставрационный бюджет Петербурга и так сравним с аналогичным бюджетом средней европейской державы. Козев же со товарищи де-факто предлагает увеличить его в десятки раз. Откуда брать деньги – они не задумываются. Но ведь их надо откуда-то брать! На чём следует экономить? На инженерных сетях, дорогах, школах, детских садах? Или все статьи расхода городского бюджета скопом бросить в реставрационную прорву?

Но ведь это ещё не всё! Есть такой закон экономики – более дорогие проекты являются и более красивыми, и более качественными. Попросту говоря, если одновременно рядом строят дворец и дешевый типовой дом, то последний придёт в аварийное состояние значительно раньше. Когда люди строят дешёвые дома, они рассуждают просто: обветшает – снесём! Едва ли заказчики «северного модерна» даже в бредовом сне могли предположить появление Козева-Ярэмы с друзьями.

Соответственно, в городе-недотроге первой придёт в негодность малоценная рядовая застройка, а в ней – самые убогие здания. Которые, по причине опять же низкого качества, потребуют применения сверхвысоких технологий и уже запредельных средств на восстановление. А это значит, что львиная доля астрономического реставрационного бюджета будет расходоваться на рядовые дома и фабричные бараки. Если Ярэма ради спасения казарм по улице Шкапина готов жить в нетопленой квартире, без водопровода и канализации, это ещё не значит, что его высокие стремления разделяют остальные четыре с половиной миллиона петербуржцев. И «Живому городу» следовало бы о подобных перспективах их честно предупредить.

По теме

Петербург в собственном соку

Давайте представим себе, что «Живой город» появился лет 100 назад. И что Государь Император, тронутый горячим патриотизмомего членов, начертал на их законопроекте: «Быть посему!» И оставил бы Невский проспект без Елисеевского магазина и Дома книги, Кирочную – без Музея Суворова… А если бы это случилось 150 лет назад?

Петербург с момента рождения являлся самым динамичным и самым эпатажным городом России. Здесь, на острие столкновения двух цивилизаций, в столице богатейшей страны мира, были возможны самые невероятные проекты. Нигде архитектор не имел такой свободы творчества, но нигде не было и столь жёсткого отбора. Отбирал сам город. Оставались, выживали только лучшие из лучших – прочие здания безжалостно сносились и перестраивались ради новых проектов – ещё богаче, пышнее и причудливее. В этом был залог развития Петербурга и причина того, что он стал уникальным памятником. «Живой город» предлагает этот процесс остановить – то есть, по сути, законсервировать город в его нынешнем состоянии, запретить ему развиваться.

Интересно, а что скажет по поводу такой заботы гений места – невидимый покровитель города? Не помрёт ли часом, как мышь под колпаком? И что тогда?

Кстати, ещё вопрос: а что предлагается законсервировать? Некоторые господа охранители выступают против того, что после ремонта фасадов улицы становятся разноцветными – это, мол, не по-петербургски. И невдомек им, что они борются за… многолетнюю грязь десятилетиями не ремонтируемых домов. Люди постарше помнят город отремонтированным и чистым, а козевские сверстники, пожалуй, и нет. Может, начнём в порядке охраны наследия красить фасады в цвет грязи и украсим их известными словами из трёх и четырёх букв?

А на кладбище все спокойненько…

Допустим, у «Живого города» всё получилось. Удалось найти колоссальные, немыслимые деньги, провести нужные законы, сохранить все до последнего кирпича. Запретить новое строительство, сносы, реконструкции. И что мы будем делать со всей этой красотой? Для себя ведь она не нужна. Любой человек, знающий город, отлично видит, что в эти улицы вписывается практически все, даже коробки 30-х и 70-х годов. Нам новое строительство, за исключением небольшого числа градостроительных ошибок, не мешает. Открою секрет: удачных примеров в этой области за последние двадцать лет гораздо больше, чем неудачных. Мы их просто не замечаем, потому что они не режут глаз.

Вот кого, например, напрягает Парадный квартал? Может быть, то неопределенное и необозначенное за глухим забором, что раньше находилось на этом месте, лучше? Или кто, кроме высоких специалистов, способен навскидку отличить неомодерн от собственно модерна? Если это так просто, то попробуйте найти на площади Островского, рядом с Александринкой, здание, построенное в наши дни. Оно там есть, это совершенно точно…

Для себя современному городу нужна не консервация развалин, а охрана памятников, забота о рядовой застройке и новые хорошие здания на месте тех, что нельзя или нет смысла беречь. Говорите – глобалистская архитектура? Да, есть такое дело. Но бывают, например, и дети-уроды. Однако что будет с человечеством, если, в соответствии с логикой «Живого города», бросить все силы на поддержание красивых стариков и из страха получить урода запретить женщинам рожать?

А ещё современному городу нужны благоустроенное жильё и офисные здания, парковки, транспорт, скверы, наконец, которых в Петербурге катастрофически мало. Все это тоже рубится на корню великими идеями защитников Петербурга.

Жизнь на продажу

Но если не для себя – то для кого? И вот тут существует совершенно убойный аргумент: ЮНЕСКО, всемирное наследие, уникальная городская среда. Сделаем Петербург городом-музеем!

Но ведь город изначально – место, где живут люди. А музей – место, где они по определению жить не должны. Он существует не для работников, а для посетителей. Город-музей – по сути, большой аттракцион, выкачивающий монету из кармана заезжего визитера. Служащие же аттракциона обычно ютятся в грязных подсобках…

В рекламных проспектах не пишут о жутких условиях, в которых живет население городов-музеев. О том, что в домах старого Таллина нет элементарных удобств, что в сырых кварталах прекрасной Венеции купить хлеб – огромная проблема, ибо всюду одни рестораны.

Тут есть два выхода. Либо смириться с тем, что, законсервировав исторический центр, мы автоматически консервируем и условия жизни (тем более что все средства угроханы на реставрацию). Как следствие, неминуемо начнётся бегство жителей на окраины, падение цен на жильё, которое будет заселяться беднотой, гастарбайтерами, мигрантами, со всей вытекающей отсюда обстановкой. В этом случае петербургский туризм станет весьма пикантным блюдом. Либо просто отселять людей из центра: музей – так музей, нечего тут в тапочках с авоськами бегать.

Что-то это все мучительно напоминает… Ах, да! Есть у нас похожий музей одного экспоната. Называется он Мавзолеем и хранится там мумия вождя мирового пролетариата. Чистая, аккуратная и неизменная, как Петербург из мечты компании Козева-Ярэмы-Голицына.

Октябрина Невская

Полный вариант текста напечатан в газете "Наша Версия на Неве" № 151, 08 - 14 ноября 2010 г.

Логотип versia.ru
Опубликовано:
Отредактировано: 17.03.2013 19:49
Комментарии 0
Еще на сайте
Наверх